Кольцо «Принцессы» - Страница 94

Все ждали рассвета: одни как избавления от ночных страхов, другие как возможность испытать на себе солнечный ветер – момент истины.

И он наступил. Все было так, как в детстве, и так же, как в то утро, когда Шабанов бежал от места приземления. Мир на минуту оцепенел, разом и повсюду исчезли комары, перестал бежать даже сок из березы, подрезанной охранниками, и муравьи, плотно облепившие сладкий ствол дерева, не смели пошевелить усиками. Но в этот миг из темной сини запада в светлый бирюзовый нимб ворвался красный самолет – красный, потому что летел высоко и был уже освещен солнцем, и сейчас же все зашевелилось, подул утренний ветер, зашумела хвоя над головой, в воздух поднялись вертолеты, а горизонт не открылся – так и остался стоять сумрачным, пустынным, сохраняя свой прежний, изломанный, игольчатый рисунок.

Град Китеж, о котором писал в монографии Забродинов, не восстал, и не появилось из сумрачно-туманного пространства ни древнего монастырского здания, ни Великой Китайской стены, ни хребта со странным названием Дангралас.

– Момент истины пойман! – объявил хакер. – Бортовые датчики засекли его на семь сотых секунды раньше, но погрешность произошла из-за разницы точек наблюдения. Самолет снимал показания на высоте пяти с половиной тысяч метров. Можно определить скорость распространения солнечного ветра!

– А хребта нет, – сказал Шабанов и, подняв с земли гермошлем, побрел к месту падения самолета. – И вообще, это другое место…

Когда он вернулся к обломкам, солнце стояло уже высоко и на месте катастрофы вовсю кипела работа. Разрезанный по пилотской кабине фюзеляж с помощью ваг и веревок спасатели МЧС тащили к длинному ряду кусков дюраля и агрегатов машины – готовили к транспортировке, а в двадцати метрах от него солдаты срочной службы с мотопилами и топорами разрубали вертолетную площадку. На Шабанова никто не обращал внимания, и он, незамеченный, прошел вдоль останков самолета. «Черных ящиков» здесь, разумеется, уже не было, наверняка уже отправили в округ, но зато среди битого и рассортированного металлического хлама он нашел ручку управления, сломленную у основания в момент крушения. Оглядевшись, Герман поднял ее, сунул за пазуху и, отойдя подальше от людей, осмотрел хват: тот самый, исковырянный возле большого пальца…

Это была последняя ручка, за которую он держался в небе, штурвал последнего самолета – можно сказать, вещь памятная, музейная, и можно повесить на стену вместе с гермошлемом, как экспонаты. Шабанов отскоблил номер, начертанный красной краской – каждый обломок успели промаркировать, затем снял тельняшку, аккуратно завернул ручку и спрятал за брючной ремень под куртку. Выпирает, конечно, но в суете вряд ли кто заметит, и даже, если заметят, никак не подумают, что он стащил что-то из кучи металлического мусора, в который превратился самолет.

Он не знал, когда будет вертолет и как скоро его вывезут отсюда; впрочем, это было теперь не особенно-то важно; и казалось, все равно где лежать – в инфекционном, в генеральской палате, в «веселом» отделении или вовсе в дурдоме. Он уже был уверен, что возврата в утраченный мир нет и никогда не будет, и нечего обольщаться, что ярко-желтый шар, так напоминающий зрелую осеннюю тыкву, найдет его над землей, когда он снова будет допущен к полетам и поднимется в небо. А раз так, то нужно ли прикидываться, выкручиваться, врать, просчитывать все и хитрить, отвечая на вопросы тестов, начальников, хакеров и маркитантов. После полетов с Агнессой всякий летательный аппарат казался неказистым, смешным и несовершенным, пожалуй, за исключением одного – махолета, построенного в школьной мастерской.

Часа через три появился главный конструктор с охранниками, избавился от ноши и подошел к Шабанову.

– Не расстраивайтесь, Герман Петрович, – успокоил он. – Я все равно верю вам. Просто сегодняшний опыт не удался, но отрицательный результат – тоже результат.

– Все равно она вертится, – сказал Шабанов.

– Кто вертится?

– Земля.

Он воспринял это как некое философское обобщение.

– Если здесь, в части ничего не получится, я готов взять вас в НПО летчиком-испытателем, – хакер всегда говорил уверенно и определенно. – Независимо от диагноза, который вам поставят… И вашего адвоката тоже, если вернется живым и здоровым. Мне нужны такие люди.

– Спасибо, не надо, – не раздумывая, обронил он.

– Не говорите мне «нет». Подумайте.

– Уже подумал…

Хакер посчитал, что Шабанов переживает неудачу, решил, что такой разговор пока не к месту, и удалился.

Герман же сидел и ждал, когда солдатики сварят обед на костре, потому что испытывал нестерпимый, как в детстве, голод. А они едва шевелились, хотя время близилось к полудню, и еще только кипятили воду в котле и продували макароны.

В это время на недорубленную площадку стал садиться военный вертолет. Солдатики разбежались по сторонам, ветром от лопастей подняло и частью разметало легкие обломки самолета, чуть не опрокинуло котел, однако залило костер, и повара принялись раскочегаривать и раздувать его вновь, вызывая еще большее недовольство Шабанова.

Из вертолета вышел один товарищ Жуков, после чего машина вновь взмыла в воздух. Кадет плелся, будто пьяный, держась за деревья; оружие и разгрузочный жилет он или потерял, или отняли, безрукавая фуфайчонка была изодрана в клочья, отовсюду торчала вата, а босые ноги разбиты и изодраны так, что нет живого места. Он сел рядом с Шабановым, скрючил израненные, кровоточащие ступни и долго молчал, не поднимая глаз.

Потом сказал в землю: